Ричард Диминг - Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]

— Это возможно, — задумчиво протянул я, — но такое спортивное мероприятие может пройти исключительно весной и осенью. На это соображение наводят незаходящее солнце и чистое летнее небо.

— Есть более простые пути.

— Несомненно есть, но они не такие быстрые!

Пемброк плюхнулся на взлетную полосу. Машина сипела и кашляла.

Я неопределенно хмыкнул, изобразив согласие с полицейским, и поднял из кучки верхний соверен. Он был датирован 1918 годом, но даже при тщательном осмотре невозможно было углядеть никаких признаков износа. Не особо утруждаясь раздумьями по этому поводу, я поднял монету так, чтобы свет упал на барельеф монеты и ее нижнюю часть, где на передних копытах лошади Святого Георгия можно было рассмотреть крохотную буковку «I».

— Отчеканено в Бомбее, — сказал я.

— Русская граница почти рядом с Индией.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Мне стоило выяснить, что означает этот маленький знак. Мне кажется, вы кое-что знаете о соверенах, мистер Кери?

— Если вы вспомните, все мы выходцы из одной империи.

Я поднял к свету вторую монету.

Полицейский заметил:

— Чуть больше половины из Индии, но есть и другие. Я думаю, из Лондона. Где их чеканят, не имеет значения. Они ходят по всему миру.

Он уронил окурок и растер ногой.

— Но мы почти никогда не встречаем их в Финляндии. Кроме того, что можно было бы переправлять сюда контрабандой?

Я пожал плечами и толкнул стопку соверенов к нему. Он их собрал, звякнул разок в руке и опустил в карман. И тут же вынул сигареты и закурил.

— Неужели это помогает? — спросил я.

Он взглянул на меня, удивился, вынул сигарету изо рта, воззрился на нее, как будто не мог вспомнить, как она туда попала.

— По крайней мере, они помогают мне удерживать жену от постоянных жалоб по поводу моего курения, — сказал он. — Так что можно сказать, что они работают.

Сняв кейс с верхней ступеньки, он повернул ту сторону, в которой был сверток, ближе к бедру.

— Если услышите что-нибудь стоящее о контрабанде или что-то с этим связанное, я бы хотел это услышать.

— Позавчера в Рованиеми на меня напали три молодых головореза с финскими ножами.

Он выдержал паузу, держа свою мягкую шляпу в руке, и странно на меня взглянул.

— Но почему вы это вспомнили? Есть какая-либо связь с соверенами?

Я сам не знал, почему упомянул об этом, если, конечно, не считать, что это позволяло мне выглядеть кем-то вроде пострадавшей стороны… если он сможет придумать причину случившегося.

— Вы сообщили В ПОЛИЦИЮ?

— Нет.

— Почему нет?

— Ну… мне не захотелось.

— И вы еще подумали, что потерпи вы поражение, то были бы уже не в состоянии сообщить, верно?

Я ничего не ответил. Он улыбнулся еще одной скупой печальной улыбкой и сказал:

— Рад убедиться, что ваше мастерство пилота геологоразведки включает умение управиться с тремя молодыми головорезами.

Надев шляпу, он отбыл в «Баари», не сказав «прощайте». Полицейские обычно этого не делают. Они предпочитают иную вежливую форму: «Скоро нам еще придется встретиться!»

Ивайло — это просто мост на арктической трассе и около моста — что-то вроде деревеньки, населенной особого сорта народом. Здесь размещались несколько правительственных офисов, новый отель для туристов, заправочная станция, несколько магазинчиков и в летнее время — какое-то количество северных оленей. Лапландские пастухи позволяли им шляться по деревне, так что туристам представлялась возможность угощать их бисквитами и пирогами, что экономило деньги и позволяло не гнать их на пастбище.

Но даже северные олени не создали имиджа Монте-Карло, так что самой важной достопримечательностью Ивайло был все-таки мост.

В это время года туристы в основном разъехались, и северным оленям пришлось щипать траву. Гребные лодки были вытащены далеко на берег реки, как раз за отелем, и единственным признаком жизни на улицах осталась парочка такси, до сих пор не отправившихся зимовать на юг, да двое полицейских, сидевших в престарелом американском автомобиле на пыльной площади у южной оконечности моста.

В этом году у меня была комната в бунгало, расположенном неподалеку от отеля, к востоку от него.

Каждое утро я проходил по улице, чтобы съесть яичницу «Баари Майнио», потом следовал к площади, чтобы встретить Мику и надеясь наткнуться на какого-нибудь служащего аэропорта, который бы подбросил нас туда на своем автомобиле. Аэропорт был расположен к югу от города в доброй четверти часа хорошей езды.

И вот я торчал на площади в неопределенном ожидании, ощущая осеннюю прохладу, ползущую с озера вдоль реки, подбивая таксиста на пари по поводу того, что мне сегодня он не понадобится, когда появился жилой трейлер. Передняя часть его уже вписывалась в кривизну южной части площади, остальное все еще следовало по прямой. Фургон был добрых шестьдесят футов в длину и десять футов в ширину, и, видимо, тот, кто приволок эту штуку на арктическую автостраду, был слишком привержен к домашнему комфорту.

«Арктическая автострада» звучит внушительно, на самом деле класс ее не превышал обычного гравийного шоссе. Шесть месяцев суровых морозов превратили бы асфальтовое покрытие в пыль.

Автоприцеп остановился посреди площади. Фургон представлял собой прямоугольную коробку из гофрированного алюминия. Снизу он был выкрашен голубым, наподобие цвета утиных яиц, сверху белым. Если бы он остановился здесь навсегда, то стал бы самым большим зданием в Ивайло, и даже грузовик-тягач по сравнению с этим сооружением выглядел как-то невзрачно. Редкий случай для такого тягача как «Facel Vega И». Тягач окрашен был в алый цвет, со шведскими регистрационными номерами.

Таксист выбрался из машины со словами:

— На это стоит посмотреть.

Водитель «Facel Vega» лениво вылез из кабины и закурил, хотя у него и в кабине хватало для этого места — на переднем сидении «Facel Vega II» можно устраивать вечеринки. Затем он прошествовал взглянуть на мост.

Шофер одет был так, как полагается экипироваться человеку, который управляет таким автоприцепом и такой машиной. Кожаная куртка, скроенная на манер спортивного пиджака, ослепительно белая рубашка с желтым шелковым шарфом на шее, изящные темные брюки и белые автомобильные туфли из тонкой оленьей кожи.

Он оценил ширину моста, затем, поскольку мост имел легкий прогиб, прошел до середины, чтобы взглянуть на другую сторону. Потом он сделал вторую затяжку и выбросил оставшуюся часть сигареты в реку, вытащил пару ярко-желтых перчаток свиной кожи из набедренного кармана, натянул их и прошествовал обратно к машине.

И тут же в мгновение ока превратил все это громадное сооружение в мчащуюся ракету. Таксист подскочил, словно я ткнул его булавкой. Один из полицейских выскочил из машины и побежал на мост взглянуть, как там и что. В дальнем конце моста клубилось облако пыли, удаляющееся на север. Потом оно рассеялось и трейлер исчез. Полицейский возвращался назад мимо нас и сказал таксисту:

— Я никогда не видел, чтобы через мост тащили груз с такой скоростью.

— Пусть он попробует буксировать жену и четырех детей, тогда узнает, в чем проблема. — Таксист зло хлопнул дверью.

Полицейский осклабился в мою сторону.

— В этом тягаче должна быть специальная коробка передач, чтобы так быстро набрать такую скорость.

Я кивнул.

Он сказал:

— Так или иначе, я видел его раньше именно здесь. Пару лет назад. Вас не было в то лето?

— Тогда я базировался в Рованиеми.

— Дела несколько пошатнулись, а?

Я пожал плечами.

— Вы знаете человека, который управлял автоприцепом?

— Его? Нет, не помню. Но машина мне нравится: американский мотор и французское шасси. Именно так надо строить автомобили.

Я заметил:

— Может быть, и женщин тоже.

Я вернулся назад и облокотился на поручни моста в ожидании Мики. Весь эпизод казался слегка нереальным. Человек, у которого достаточно средств, чтобы обладать таким автомобилем, и трейлером, и такой одеждой, должен проверять заранее мосты, которые ему предстоит преодолевать.

Но ведь он уже проезжал этот мост раньше, два года назад. Так что проверка моста была исключительно демонстрацией специально для нас, хотя он делал вид, что на всех нуль внимания.

То, как эта демонстрация была проведена, плюс одежда, автомобиль и трейлер почти заставили меня упустить из виду, что человек был высоким, крепко сбитым темноволосым субъектом с неподвижным непроницаемым лицом и взглядом, словно через прорезь боевой бронированной машины.

Полицейский этого явно не заметил. Вероятно, так и было рассчитано.

Когда вечером мы вернулись обратно, на диспетчерской вышке для меня оказалось послание. В нем предлагалось связаться с компанией «Каайа» по ее хельсинкскому телефону до 19 часов или по домашнему телефону еще через полчаса. Вернулись мы в город уже после семи, так что сразу направились в отель выпить и заодно позвонить.